Тексты II

14.ШКОЛА(пьеса в одном действии)
15.РАЗВЛЕЧЕНИЕ
16. НЕВЫСПАВШАЯСЯ ДЕПРЕССИЯ
17. ПРЕСТУПНИК
18. ДЕРЬМО
19. БРОЖЕНИЕ ПО КРЫШАМ
20. АРМИЯ - С


Школа.

Пьеса в одном действии.

Герои:
Мальчик по имени Я - главный герой.
Дяденька с крыльями, он же Мальчик в черном - главный отрицательный герой.
Массовка.

Предисловие автора.

Каждый писатель набирается опыта. Поэтому это произведение я назвал пьесой и включил в нее диалоги. Слова автора о происходящих событиях не отличаются шрифтом. Имя Я было выбрано мною как наиболее удобное, склоняется как местоимение. Все произведение основано на реальных событиях. Имена упущены по необходимости. Спецэффекты не используются. Надежда на постановку в театре велика.

Само произведение:

Ад - рай для мазохистов, Рай - рай для садистов, чистилище - рай для тех и для других, в каждом из нас есть садист и мазохист, значит, после смерти будет рай.

TTLSD.

Рай борется с Адом, значит, ангелы борются с чертями, значит, небо борется с недрами, значит земля - поле битвы, значит жизнь на земле - война, значит мир - смерть.

TTLSD.

Действие первое.

(Все дальнейшее происходит в Раю).

Между облаками и голубым небом. Человек с крыльями (ангел) и душа мальчика (летит в Рай).
- Здравствуй мальчик, куда летишь ты, ведь ты так молод? - голос ангела.
- Я в Рай лечу, убит я, мне тринадцать лет. - голос мальчика.
- Но как убит столь юный человек?
- Попал я в ад на земле и сгорел там.
- Но что произошло, в чем провинился ты?
- Я не повинен в смерти своей, я жертвой дьявола являюсь.
- Поведай мне, как случилось такое?
- Услышь мои речи, блаженный друг - ангел.
Мальчик начинает свой рассказ.
(смена декораций - действия в Школе).

Я - мальчик. Зовут меня Я. Жил на земле я неплохо, пока я не умер. Случилась же смерть моя до рождества, тогда была новогодняя ночь. Но ад на земле начался еще раньше, тогда я в школе учился. (далее возвышенный язык уступает более простому и низкому). Тогда я учился в восьмом классе и, как и каждый ребенок ждал подарков на Новый год. Мы уже не учились в натуральном смысле, а в основном готовились к праздничному выступлению. За неделю до школьного праздника, который проводили двадцать седьмого декабря, к нам поступил новый мальчик. Я его видел, когда он первый раз зашел в нашу школу. Его лицо выражало хитроватую улыбку, а глаза были закрыты темными очками. Вообще он сильно отличался от всех, он был одет в чисто черную одежду, немного блестящую под бликами потолочных ламп. Он уверенно прошел мимо охранника и пошел прямо к директору. Директора мы все очень боялись. Мальчик же туда прямо ввалился. Директор нехотя медленно оторвался от журнала и взглянул на мальчика. Мальчик подошел к нему и тихо что-то прошептал на ухо. Директор кивнул, улыбнулся и повел мальчика в мой класс. Это был единственный случай, когда директор сам представил нового ученика, после чего, не отворачиваясь от мальчика, быстро удалился. Мы поздоровались с новеньким, самое странное, что мы не запомнили его фамилию и имя. Я даже специально посмотрел журнал, но запомнил лишь, что его имя начиналось на С и состояло из шести, фамилия на Л и была из семи. Я не помню, как мы к нему обращались и обращались ли вообще, кажется, он говорил с нами, а не мы с ним. Он сразу завоевал признание у наших девчонок, хотя ничего для этого не сделал. Они ходили за ним по пятам, а он им все время что-то обещал, от чего у девчонок глаза загорались синим пламенем (переносно). Пришел он без портфеля и сел за последнюю парту, в тени. Начался урок, нужно было принести Пушкина, некоторые получили двойки, у него в руках был пыльный томик с обугленной обложкой. Учительница его похвалила и потрепала по голове. Он часто его спрашивала, он смотрел ей прямо в глаза, начинал с темы вопроса, но потом быстро уходил ввысь, в метафизические высоты, причем так, что этого никто не замечал. Голос у него был приятный, но немного хрипловатый, мы заслушивались его речами и потом долго не могли прийти в себя. После каждого урока учителя ставили ему отлично против той фамилии, которую никто не помнил. На технических предметах, где метафизикой отбиться было нельзя, он говорил по сути, но так красиво, что всем хотелось слушать только его. Один раз я посмотрел ему в глаза и просто разомлел, но сразу собрался. Я с самого детства мечтал быть лидером, а он хотел занять мое место, и я стал противостоять ему. Глаза меня не слушались и хотели отвернуться, но я заставлял держать взгляд на его глазах. Вдруг я увидел там огненное кольцо, что-то ударило в голову, и я упал в обморок. Проснулся в медицинском кабинете. Мне сказали, что нужно больше есть. Я вернулся в класс, он больше мне в глаза не смотрел. Вскоре в нашем классе стали происходить странные изменения. Все, будто сговорившись, стали ходить за мальчиком в черном. Один я был не в их игре. Часто все из нашего класса стали пропадать в туалете, так что я один сидел в классе на перемене. Возвращались они каждый раз в разном состоянии. Один раз от всех пахло какими-то сигаретами, причем не как у взрослых, горькими, а сладковато приторными, удушающими. Иногда они приходили с вымазанными в белом порошке носами и пальцами. Но каждый раз они возвращались веселыми, с широко открытыми глазами. На уроках они что-то сладко лепетали друг с другом. Один раз я решил посмотреть на то, чем они там занимались. Я зашел в туалет, он был забит до отказа. Дети стояли в длинной очереди, поставленной змейкой. Я пробился к началу очереди, к угловому унитазу. Я увидел, как на ободке унитаза был рассыпан порошок, а двое мальчиков с разных концов занюхивали порошок через трубочки от ручек. Мальчик в черном был тут же. Он, заметив меня, повернулся ко мне всем телом и протянул руку. Я почувствовал, как лечу из туалета сквозь толпу, потом больно бьюсь об стену, дверь за мной закрывается. Я просыпаюсь за партой, учительница накричала на меня за спанье на уроках, я извинился. Говорил опять он. Однажды я для интереса остался в школе после уроков, я зашел в учительскую, здесь никого не было, взял журнал нашего класса и открыл его. После двадцатого число ни у кого не было ни одной оценки. Я просмотрел весь журнал, удивился, и решил класть его на место, но на пластиковой обложке была четко отпечатана цифра шесть. Я пригляделся к ней, она была не написана, а приклеена, я нажал на нее пальцем. На обложке после шестерки выступили еще две, а потом понесся целый ряд шестерок, перемешанных с девятками. Эта цепочка гипнотизировала. Потом стали появляться слова на языке, которого я не знал. Сначала они просто появлялись, но потом стали откладываться в сознании и пугать меня. Я кинул журнал на пол и выбежал из учительской. В коридоре было пусто, потом вдруг появился наш математик, он закричал - Помоги мне!. Он кричал долго, но я не двигался от страха. Вдруг он поехал по полу вбок и заехал в кабинет. Крик прекратился. Дверь кабинета захлопнулась. Потом захлопнулись две соседние, и волна пошла дальше. Учитель назвал бы это прогрессией, я бы назвал это кошмаром. Я побежал, просто рванул с места. Прямо за мной закрылась дверь на второй этаж, я бежал по лестнице. По всей школе разносился звук захлопывающихся дверей. Я был в десяти шагах от двери на улицу. Но я не успел, он тоже захлопнулась. Я в страхе поднял школьный стул и с размаха кинул его в окно. Стекло лопнуло, я прыгнул в проем, упал на асфальт. Я оглянулся, стекло было целое, дверь в школу была опять заманчиво открыта. Я пошел домой. По пути кинул камень в окно школы, стекло не разбилось. Спал я мало, боялся чего-то. На следующий день я превозмог страх и пошел в школу, из любопытства. Все было как обычно. В классе меня приняли нормально, но смотрели подозрительно. Математик, как мне сказали, заболел. Его заменил пожилой человек с большой белой бородой. Новый учитель был довольно добрым. Когда все выходили их класса, я решил постоять за дверью. В дверную щелку я увидел, как он дрожащими руками достал из стола бутылку чего-то ярко-зеленого, открыл крышку и выпил один глоток. Учитель сразу покраснел, руки перестали трястись, он оглянулся на дверь. Я побежал к своему классу. Было уже двадцать четвертое. В школе все вели себя странно. Младшие классы перестали ходить в школу. Старшие классы, как и наш, ходили по коридору с бледными лицами и бегающими глазами. Они постоянно о чем-то шептались и хихикали. Средние классы вели себя кардинально наоборот. У всех были красные лица и затекшие красные глаза. Они ходили компаниями и шатались, как будто во время качки. Туалеты стали пустыми, зато четвертый этаж стал теперь закрытой для меня зоной. Хотя некоторые одноклассники часто звали меня на свои вечеринки и дискотеки. Я один раз согласился пойти на одну из них, хотел потанцевать с девочками. Дискотека была в восемь вечера, я отпросился у родителей, оделся в костюм и пошел. Дискотека была в актовом зале. Я зашел туда. Было ужасно темно, мрак резали лишь цветные зайчики. Пиджак с меня стянули сразу. Зал был забит до отказа. Звучала классика, в основном - оперы Вагнера. Ученики дергались абсолютно без ритма. Это было похоже на массовый экстаз, сверху это было похоже на море. Все были в кожаном и облегающем. Я почувствовал себя неуютно и отошел к стене. Вдоль стены стояли низкие столы. На столах стоял красивый фарфоровый сервиз. В сервизе лежали какие-то таблетки. Даже в бокалах были таблетки. Они были всех цветов радуги, заметил я про себя. Здесь толпа вела себя как возле берега. Дети и подростки рядами набрасывались на столы, а потом отходили обратно. Так было по всему периметру помещения. Я не вливался в толпу. Музыка кончилась - все замерли. Начала взлетать пятая симфония Бетховена. Все стали на руки и застонали в ритм. Я стал пробираться сквозь лес ног, многие были в мини-юбках. Желание было велико, но я пробежал. Я ломанулся в двери и побежал по коридору. Пробегая мимо туалета, я услышал странные звуки, зашел туда. Возле первых двух туалетов стояли на коленях девятиклассники. Описывать то, что они делали, не надо. Я прошел дальше. Прошел мимо третьего, там никого не было. От четвертого я отпрыгнул. Из него торчала голова маленькой девочки, в зубах у нее была деревянная ложка. Послышался звук сливающейся воды, голова начала крутиться и медленно спускаться вниз. Лицо девочки улыбалось. Она исчезла. Боковым зрением я увидел, что в туалете никого не было. Послышался сильный гул, и на меня хлынула кровь, я побежал, все четыре туалета брызгали кровь на стены, пол и потолок. Я бежал еще быстрее, чем в прошлый раз. Выбежав из школы, я увидел кровавую луну в зените. Повернул домой, из окна мне левой рукой махал мой странный одноклассник. Дома я вообще не спал, было жутко, когда я пришел, родители спали. Теперь я понял, что меня волновало, ведь на улице должна была быть зима, а было жарко. Я выглянул в окно, первые снежинки коснулись земли, они сразу растаяли. Стекла покрылись инеем. Не дождавшись завтрака, я съел пару бутербродов и пошел в школу. Было еще темно. Шел я в основном возле фонарей, там было немного светлее. Проходя мимо парка, я увидел с десяток светящихся точек, а потом послышался протяжный вой и хрустящий под лапами снег. Дальше я шел, не оглядываясь по сторонам. В школе было светло, свет был включен везде, но никого не было. Я зашел внутрь. На месте охранника сидел он и играл сам с собой в шахматы, я сед против него, он улыбнулся. Я докоснулся до доски, пешки в миг стали королевами, он улыбнулся еще шире, обнажив заточенные зубы и раздвоенный язык. Я двинул королеву, шахматы загорелись и через минуту превратились в пепел, его уже не было. Стали прибывать люди. Я посидел и пошел в класс, все были на месте. Раздался звонок, урок начался. Учителя не было, я решил узнать, что случилось, и пошел в учительскую. Дверь в учительскую была закрыта. Пьяные голоса за ней распевали прокоммунистические песни, я заслушался, через десять секунд голоса умолкли на незаконченной ноте. Кто-то включил на громкой связи по школе немецкие марш тридцатых годов. Я решил побыстрее вернуться в класс. Из кабинета пахло дорогими духами. Первое, что я увидел, была женская кожа, много женской кожи. Потом я различил много голых девушек всех возрастов. Они танцевали один и тот же развратный танец голышом на партах. Танец медленно на моих глазах перешел в танец по парам, а потом в медленную плавную оргию. Я выбежал из кабинета, но уже не от страха, а чтобы сдержать себя. В кабинет входили юноши с голодными глазами, они облизывали губы. Последним зашел он, во фраке и в тапочках. По пути он тренировал язык, двигая им молниеносно. Когда он зашел, началось какое-то движение, сначала нестройное, но вскоре заразительно ритмичное, это был ритм любви. Из учительской тоже слышался такой же ритм, только чуть помедленней. Стало душно. Я попытался открыть окно, но не получилось. Дверь на улицу была уже закрыта, да и стекла, скорее всего, мой удар бы выдержали. Вскоре в коридоре появился туман, от которого хотелось смеяться. Я, закрыв нос, стоял на месте, идти было некуда. Захотелось спать, я устроился поудобней на подоконнике. Заканчивалось двадцать шестое, на следующий день был праздник. Я засыпал, перед сном увидел, как голые люди под марш выходили их кабинетов и играли в догонялки. Через весь этот гам слышно было, как звонит телефон. Кто-то поднял трубку и смеялся. Заснул я без снов, давно не спал. На утро проснулся с больной головой на подоконнике, тело ломило, ноги и руки затекли. По всему коридору лежали голые тела, слившеися в последнем экстазе. Все спали. В центре кружков видны были догорающие костры. Я еле встал на ноги. Меня удивил интерьер. Стены были обшиты красным бархатом, пол выложен черным деревом, а потолок был весь в красивых люстрах. Окна были сильно затемнены. Когда прошла головная боль, стали приходить в себя и другие. Они вставали и шли одеваться. Когда все оделись( поверх нормальной одежды были надеты черные плащи до пола) стали убирать коридор. Окна завесили шторами, сталол совсем темно, зажгли свечи. Все куда-то пошли, я последовал за ними. Спустились этажем ниже и зашли в просторное помещение. Посередине стоял старинный стол. Когда зашли все, стали заходить младшеклассники. Где-то в далеке запел хор, похоже было на реквием. Вышел он, весь в красном. Маленькие дети с улыбкой выстроились в ряд. Я видел, как он убивал по одному, ножом в левый глаз. Помощники стягивали кожу, потом сливали кровь в одну большую чашу. Куски мяса раскладывали по блюдам, из костей складывали горстку. Когда он убил последнего, приказал принести факел. Кости запылали ярким зеленоватым огнем, все уселись за трапезу. Ели с явным удовольствием, чавкая. Одежда была вся в крови. Меня стошнило. Он заметил меня и оглушил своим взглядом, я упал. Вокруг меня начал сворачиваться ковер, я оказался как бы в коконе. Сердце забилось часто. Вдруг я почувстваовал, что что-то ползает по мне. Я схватил, это оказалась сороконожка. Потом их появились тысячи, они лазили по лицу, заползали под одежду кусали. Несколько залезло в рот, в уши, в нос. Я барахтался и царапал себе лицо. Я выпрыгнул из этого кокона. На мне ничего не было. Я был в комнате с неокрашенными серыми стенами. Зато вокруг висели разноцветные воздушные шарики. Я вышел оттуда. Оказался в коридоре на первом этаже. Поплелся в столовую. В столовой царил бардак. Столы, стулья, кружки, ложки, вилки, ножы, тарелки, подносы - все это витало в воздухе. Я еле прошел мимо всего и поймал пару печений, они были твердые, но вкусные. Я услышал топот ног над собой, в актовом зале. Медленно поднялся туда. Дверь была закрыта. За дверью слышался его голос. Я оторвал вентиляционную решетку и полез в вентиляцию. Сквозь решетку я видел, что в актовом зале были все, кто выжил, естественно. Обстановка была как и в коридоре, черное и красное, правда стояли деревянные скамьи, державшиеся на двух изогнутых ножках. Слышен был его то ли шепот, то ли крик. Я пролез до конца и спустился в подсобное помещение, откуда прокрался за ширму и наблюдал оттуда за выступлением. Речь произносилась примерно следующая:"Я создал вас, вы люди мои, люди зла, люди чистого зла, я выростил вас из грязи, в грязь вас могу и опустить, вы совершенны, как и я, я дал вам все, что вы хотели, я исполнил все ваши желания, теперь время и мне получить награду, вы будете моей армией зла, я вас натренировал, я дам вам еще силы, вы станете непобедимы, я непобедим сейчас, мы - армия тьмы, мы - те, кто все закончит, я - тот, на ком скрестятся и закончатся судьбы мира, как саранча вы заразите близких своих и каждого встречного, вы не знаете пощады к тем, кто будет сопротивляться, вы заполните весь мир, мы вместе убьем добро, как смысл, не будет такого слова - свет, я выберу лучших из вас, те станут всадниками тьмы, для вас человечество разработало совершенные силы уничтожения, так приступите же к делу, уничтожайте…" и т.д. посередине речи он обернулся ко мне и подмигнул, я побежал, я бежал долго и упорно и забился в угол одного из кабинетов. Стены пели мне колыбельные, я сходил с ума. Из стен полезли руки и затащили меня к себе, я задохнулся и умер. Я мальчик. Зовут меня Я.

Мальчик закончивает свой рассказ.
(смена декораций - действия между небом и облаками).
- И что за деяния лежат сейчас на твоем пути? - спрашивает ангел.
- Лечу я в Рай, я настрадался много, ищу блаженства в этом мире, и доложить архангелам о новой, доселе им неведомой угрозе. - ответ мальчика.
- Твой бог - глупец, ты мелочен и глуп, я победил, и не спасет тебя настойчивость твоя, ни сила бога не в силах вам помочь. - ангел сбрасывает одежды и крылья, бросается на мальчика.
- О как я глуп был, раз тебе поверил, я недостоин быть в Раю, теперь я понял истину одну, что ангел в жизни ангельской не вопрошает, ибо голоса он не имеет, а дьявол, подбивая нас на путь нечистый, лишь вопросами бдительность нашу усыпляет. Прощай жестокий мир, спасайтесь люди.

Занавес.

Произведение не закончено, пока главный герой не умер.

TTLSD

В ад каждому человеку легче попасть, чем в Рай, зачем тратить силы?

TTLSD

Послесловие автора: как ставить пьесу.
Желательно выбрать героев по настоящему возрасту. Декорации менять плавно, но часто. Желательн, чтобы мысли героев озвучивались хорошим тенором. Многие моменты можно перенести в разговорный вариант. За эскизами к декорациям обращаться к автору.
Герои:
Любое совпадение в имени или описании героя, названии или описании предмета, названии или описании места действия, запатентованног судом, является жутким совпадением и случайностью, не неся предрассудительных мер.

Конец первого действия.

Конец.


Развлечение.

Молодой бес, припадая к земле, зашел в приемную, здесь никого не было, да и не должно было быть. Вокруг были расставлены сладости, бес от них не отказался. Через минуту скучного поедания бес услышал скрип открывающейся двери. Зашло, немного похрамывая, его Величество. Он как всегда был в черном. Надменный взгляд скользнул по лицу смазливого слуги. Бес упал на колени и вытащил язык от удовольствия, одно только его присутствие наполняло счастьем. Он, существо без имени, приказал холодным голосом встать. Началось приветствие, руки они друг другу не подали, в Аду это было не принято. Получив короткое приказание, бес выбежал из палаты, он был счастлив. Приказание было легким, хозяину в аду понадобился один человек, особо ему понравившийся, ясное дело, сначала его надо убить, и так, чтобы тот оказался в аду, а потом провести в обитель зла. Бес много раз делал такое, это было у него уже привычкой, но раз Он просил об этом, значит скоро будет повышение в иерархии. План у беса был простой, самый надежный и быстрый способ отправить человека в ад, это устроить ему самоубийство. Далее мы нагло вселимся в его мысли и будем наблюдать за происходящим из его глаз… Я был просто счастлив, за такое простенькое поручение я скоро получу награду, а если потороплюсь, то может быть две. В Аду есть только одна дорогая вещь – боль, если получить кусочек земли, то можно мучить те души, которые поймаешь, нет удовольствия лучше. Пора подниматься. Я поспешил к проходу, перед ним была на удивление большая очередь, наверное – опять война. Через час я выскочил из подземелий. Попал в какие-то трубы с чем-то грязным, вонючим и липким. Я долго там путешествовал, но наконец, выбрался туда, куда мне надо. Вылез я из унитаза, было немножко неприятно, но бывало и похуже. Начал я с того, что обтерся об полотенце, висевшее на двери, а потом оглянулся. Ванная была рядом с туалетом, комнатка была тесная. Главное, чем отличалась эта ванная от всех остальных, это блевотина. Вся комната была заблевана, вплоть до потолка. Потолок невинно блестел на этом фоне. В ванной явно никто давно уже не мылся, да и невозможно представить, как в ней можно мыться, настолько она была грязна. Туалет тоже давно не смывали, наверное, не было воды. Коврик на полу был похож на большой кусок пиццы, света в ванной не было. Я открыл дверь, в коридоре было дымно. Никаких обоев, никакой мебели здесь не было, двери входной не было тоже, на ее месте зияла дыра. Я прошел на кухню. Здесь стоял ободранный столик, на нем валялись засохшие куски хлеба, наверно бывшие бутерброды. В углу был след от недавно стоявшего холодильника. Еды нигде не было, была раковина, наполненная грязной посудой. Я сразу подумал, что бедностью или голодом клиента не запугать. Далее шла одна большая комната. Раньше здесь были голубые обои, их кто-то наполовину содрал. На полу был затоптанный оранжевый ковер. В углу комнаты висела клетка, внутри на жердочке сидел скелет попугая. Окно было тщательно завешено черными шторами. Вместо освещения была одна лампочка, как-то подключенная к розетке, она еле горела. Вдоль стены стояли бутылки без наклеек. У окна стоял стол и стул, они были изрезаны ножом так, что на их не осталось ни одного гладкого места. У стула была одна правая кожаная ручка. Спинка стула была деревянная. На столе по всей поверхности было положено зеркало, в нескольких местах оно было треснуто. Рядом стоял маленький шкаф с тремя полками, на первой были какие-то книги в черной обложке и без названия. На второй был целый склад пластиковых карточек, очевидно, подобранных на улице. На нижней лежали использованные ручки и карандаши. Напротив шкафа стояла кровать, одна ножка была сломана. На ней, на грязном зеленом одеяле лежал голый клиент. Он уже начал просыпаться. Я решил напугать его сразу и предстал в виде смерти с косой. Клиент открыл покрасневшие глаза и взглянул на меня, он засмеялся. Я понимаю, что этот фокус стар, но не настолько же. Я отключил его сознание и начал думать. У него почти не было слабых мест, но искать надо было. Пришлось позвать его семью, все были мертвы. Я поставил их перед кроватью, разбудил его. Когда он их увидел, сразу улыбнулся, а потом засунул руку под кровать. Через секунду он достал оттуда биту и стал бить по призракам, понятно, что он не попал. Я кинул его об стену и отозвал призраков, так его напугать было нельзя. Он, шатаясь, побрел на кухню. Я придумал. Когда он открыл кухонный шкаф, ему на голову повалились черви. Он закрыл шкаф, стряхнул червей, съел иссохшие куски хлебы и пошел одеваться. Одевшись в свои лохмотья, он пошел на улицу. Вернулся скоро, поставил на стол пачку молока и батон хлеба. Из кармана торчали зажигалки. Он выпил молока и лег на кровать. Пустил себе кровь из пальца, лежал очень долго. Я ударил его пару раз, он никак не отреагировал. Когда потемнело, он встал, взял пакет и пошел на улицу. Вернулся через час с полным пакетом. В пакете было две бутылки спирту, три десятка таблеток и пакетик порошка. Я наблюдал. Сначала он выпил бутылки и аккуратно поставил возле стенки. Глаза повеселели. Дальше последовал порошок и таблетки. Через полчаса он был счастлив. И тогда я понял, что нужно сделать. Я поставил дверь, замуровал ее и оконные проемы. На следующий день он проснулся, позавтракал и собрался опять уходить, но, конечно, не получилось. Он сел на кровать и просидел до вечера. Вечером он снова решил пойти, когда понял, что это невозможно, то жутко разозлился, он стал долго кричать. Когда он устал, начал ломиться в то место, где была дверь. После часа усилий он опустился на пол и стал плакать и трястись. На следующий день он достал из-под кровати пакетике с каким-то чаем. Клиент скидал все пакетики в кучку и поджег, бросил зажигалки в огонь. Квартира наполнилась сладковатым дымом. Он опять смеялся. Еще через два дня пакетики кончились. Он лежал на кровати и стонал, я предвкушал победу. Он достал лезвие и стал резать руки, потом ноги, а потом и все тело. Истекая кровью, он так и не умер. Очнувшись, он долго прыгал и барахтался по полу, опять лег на кровать. Я подал ему в руки пистолет. Клиент явно не понял намека и отбросил его. Пришлось покопошиться в его мыслях. Явно фаворировала дрель. Пришлось дать ему дрель. Он приставил ее к глазу и нажал включение. Глаз лопнул и потек по щеке. Потом брызнула кровь. Он твердой рукой держал дрель. Через секунду захрустела кость, и маленькие осколки прилипли ко сверлу. Наконец дошла очередь мозга. Он до конца двигал дрель внутрь. В конце концов, он упал, кровь не потекла, он умер. Я открыл дверь и вызвал скорую. Сам отправился в чистилище, он был уже там. На суде он не отпирался, в отличие от остальных, часто матерился и плевался. Один раз он даже уснул. Его единогласно определили в ад. Я поймал его и повел в обитель. Шли долго, он меня узнал и поблагодарил. Мастер принял его заботливо и с шиком, спросил его желания. Потом дал ему чашку с чем-то зеленым и указал на боковую дверь. Меня великий отблагодарил и дал документ на землю. Я поклонился и побежал к себе. Теперь мы выходим из его мыслей. По пути его остановили и убили, он отправился на землю. Глава мертвых улыбнулся и пошел в комнату. Новый подопечный на коленях просил дать ему еще. Он отказал и пнул ногой беднягу. Потом пошел на совет и объявил всем, как обращаться с такими же. Долго хлопали. Он показал знак и пошел восвояси. Все сложнее и сложнее добывать души. (произведение - дерьмо, как я низко опустился, я влюбился в глаза Сатаны).


Невыспавшаяся депрессия.

Я встал холодным утром, сегодня надо было в школу. На улице было жутко холодно, небо затянули большие серые тучи, солнце не появлялось. С утра на меня опять накричали, и я поперся к своему классу. Холодок каждую секунду пробегал по коже, хотелось залезть в микроволновку. В лицо все время дул слабый, вялый ветер. Я просидел кое-как на информатике, настроение валялось под ногами, хотелось его попинать, но было лень. За окном мелкие капельки дождя неутомимо били голый асфальт и прохожих. Холод лез в кости, но потихоньку и вкрадчиво. Хотелось крикнуть, но вместо языка была грязная потрепанная тряпка. Мозги не хотели идти в небо, не хотели сосредоточиться на чем-нибудь, не хотели идти в ад, они вообще ничего не хотели, они нагло отказывались думать и посылали всех к другим органам за информацией, я смирился с мыслью, что сегодня у меня ничего не получиться. Сквозь туман я замечал, что все очень стараются меня развеселить, но терпели провал за провалом. Я убивал свои мечты, они мне мешали. После информатики можно было идти домой на три часа и отоспаться, но мне было по… и я остался в школе. Я ходил как загнанный зверь, но мозги начинали упорно работать. Сверкнула искра, голова загорелась пламенем, зрачки расширились, кокаин ударил в голову. Струя крови потекла по венам. Жизнь победила депрессию, наступило время жестких ритмов, наступило время завоевать мир, оставшийся день прошел лётом. Я даже с кем-то поцеловался, обнимался, болтал с прохожими, девчонками, смеялся, тратился. Это продолжалось где-то до трех. Тогда все разошлись, и я пошел с одной жутко уродливой душой и телом девкой. Меня рвало от раздраженности и буйства отвратительных ассоциаций. Пятно легло на кору. Мой рассудок сопротивлялся. К черту, все к черту, проклинаю этот мир, этого бога, этих людей. Есть только один – я, и ради этого стоит жить и умирать. Конец связи. Конец всему, конец всем, ваш конец, не мой. Я – велик, я – бог, я - все, я – всё. Нет меня – нет и вас. Счастливо жизнь, да здравствует суицид, разврат, беспредел, коррупция, секс, наркотики, оружие, грязь, слизь, дерьмо. Все – дерьмо. Жизнь – дерьмо. Далеко идти не пришлось. К черту депрессию, к дьяволу – недосыпание. Все в Ад.


Преступник.

(Идея кстати старая, не сам придумал, вор я, просто жалкий вор, пожалейте). Опять пошел в школу, глаза слипались, хотелось спать, но идти надо было. Была суббота, на улицах никого нет. Иду вразвалочку, шатаюсь, люблю я шататься. Как всегда задумался о чем-то духовном, впереди дорога. Я медленно просунулся между грузовиками и вышел на проезжую часть. Сначала я почувствовал ветерок слева, потом услышал пронзительный гудок в метре от меня, потом увидел сначала решетку радиатора, потом колесо. Водитель на большой скорости повернул влево, но меня все же задел, машина врезалась в забор. Задело меня боком, голова закрутилась, а потом и все тело кроме ног, они стояли прочно. Через миг позвонки хрустнули, и я смог бы увидеть свои пятки, но я не туда смотрел. Шевелиться я уже не мог и стал падать. Голова падала первая, тяня за собой тело, я согнулся в поясе, и где-то мерзко лопнула кожа под одеждой, я упал. Водитель выбежал из кабины машины и встал возле меня, я увидел лишь его кожаные ботинки с острым носом. Он наклонился, но сразу же отскочил, увидев лужу крови. Подумав секунд с десять, он побежал к машине и вернулся с чем-то в руках. Пуля глухо вошла в мозг, открылся багажник. Очнулся в месте не слишком приятным, но в сереньком пиджаке и с галстуком, в руках был чемодан. Не успел я опомниться, дверь в комнату открылась, и меня позвал суровый безразличный голос, стена сзади начала медленно двигаться ко мне, я не заставил никого ждать. За дверью было помещение побольше с белыми стенами и черным кафельным полом. Везде было множество стульев, в дальнем углу было возвышение, на котором стоял высокий деревянный стол, в ближайшем к возвышению ряде стояла табличка с моим именем, я сел туда, за первый стол, потому что идти дальше было некуда. Неожиданно захлопали двери, и зал наполнился незнакомыми людьми, тоже в костюмах. Все поболтали где-то пять минут, потом замолчали как на кладбище. Открылась дверь в стене, и оттуда вышел высокий бледный блондин с толстыми очками на глазах. Он взошел на возвышенье, все мигом встали и поклонились, я не успел. Наконец я понял, где нахожусь, в суде, а человек передо мной – судья. Он усердно что-то быстро читал, потом вздохнул и спросил, хочу ли я в Ад. Я, конечно, ответил, что нет. Он опять вздохнул и потянулся, сделал умное лицо. Тогда судья сказал мне, что я употреблял в жизни наркотики и не имею права на Рай. Я решил оправдываться, но вдруг понял, что в чемодане, который был у меня в руках. Из него тянуло знакомым приторным запахом. Я покраснел, потом сразу побелел и покрылся потом. Судья посмотрел на меня с жалостью, а потом сообщил, что я все равно в бога не верю, да и не похоронил меня никто. Сзади меня активно зашептались. Судья встал и произнес одно слово, пока я пытался встать, ошарашенный происходящим, он сказал – Ад. Перед глазами полетело и закрутилось, сердце остановилось и похолодело, разум куда-то долго стремительно падал и в конце концов плюхнулся о землю. Вернее не об землю, а об какую-то грязь. Залепило глаза. Я встал, встряхнул головой и оглянулся. Вокруг было темновато, но где-то сверху переливался ярко-оранжевый каменный свод. Я был голый и голодный. Захотелось есть и пить, я пошел, не зная куда. В темноте пару раз натыкался на сучья, хотя деревьев не было. Вышел к какому-то болоту, слева от него послышался крик и глухой шлепок. Делать было нечего, И я пошел посмотреть. Меж жесткой ссохшейся травы лежал юноша, четверть головы лежала возле ног, а кровь орошала сухую землю. Неожиданно он встал, посмотрел на меня и усмехнулся. Голова начала медленно зарастать, меня стошнило. Он стоял рядом и равнодушно смотрел. Когда я оправился, он сообщил мне неважную новость, мы оба умерли и находимся в Аду. Я ни капельки не повеселел. Он представился номером из двадцати четырех цифр, я тоже забыл свое имя, но в голове была такая же огромная цифра. Его заканчивалась на девять, моя на шесть. Так и познакомились. Он оказался убийцей, и он недавно догнил в одинокой камере и оказался здесь. От этого стало не по себе, но выбирать спутника не было времени. Мы поперлись дальше, но настроение было никакое. Справа слышались чьи-то стоны и крики, захотелось побежать, я оглянулся на соседа, он мне улыбнулся, подмигнул и куда-то поспешил, я решил за ним не идти. Впереди светился красный огонек, кажется, это был дом. Пошел туда неспешащей походкой, через минуту вдруг что-то ударило в голову, послышался звук трескающейся кости, в глазах потемнело, потом они лопнули. Очнулся через минуту, все жутко болело, девять наклонился надо мной и смеялся, потом сообщил мне, что в аду умереть нельзя, я порадовался с ним, но все же обиделся. В метре от меня была лужа блевотины, он зрелища тоже не выдержал. Вместе мы договорились, что больше убивать друг друга не будем. Через неопределенное время мы дошли до города, хотя город был больше похож на кучу старинных развалин, но ядовито-зеленая надпись гласила: «Город, который ты искал». В городе было шумно, но, кажется, что никто ни с кем не разговаривал. По улицам, качаясь, бродили мужики, они шатались настолько сильно, что у меня закружилась голова. Я почувствовал резкий запах, исходящий от всех прохожих, от каждой лужи и комочка земли. Пахло спиртом, и взгляды прохожих подтверждали мои подозрения. Вышли на какую-то площадь, слева оказался трактир, зашли в него. Здесь в воздухе спирт можно было разглядеть. Он был везде, на лицах, в глазах, на полу и стенах. Я поперхнулся слюной. Мы с девяткой сели за стол, нам сразу же поставили по полстакана какой-то мутно-зеленой жидкости. Глаза всех давили нас, я храбро взял стакан в руки и поднял ко рту, кто-то зашептал: «Он – что, новенький?». Дальше я ничего не помню. Мы с девяткой очнулись в женской туалетной кабинке, он – весь в туалетной бумаге, я – с зажигалкой в руках. Голова трещала, руки тряслись, ломило позвоночник, но мы пошли оттуда побыстрей. Перед выходом кто-то прошептал нам в спину: «Повеселили они нас». Мы, недолго думая, пошли из города, было что-то вроде утра, потому-то на улицах никого не было, но мы теперь знали почему. Здесь оставаться было нельзя, а то мы бы уже не выбрались. Шли через крапивное поле на свет все ого же красного огонька. Шли долго, пока не дошли до еще одного городка. Здесь было многолюдно, на улицах толпились кучками люди, и что-то оживленно обсуждали. Мы поспрашивали, где мы находимся, но в ответ лишь смотрели на нас широкими зрачками, а потом сразу убегали. Но когда я увидел человека на крыше с зонтиком, я понял, кто вокруг нас. Он кинул зонт на землю, а сам на него, беднягу прокололо насквозь, на что в толпе послышался наглый смешок, через секунды вся улица хохотала как стая гиен. Я с девяткой пошел дальше, в переулочке стояло человек десять в куртках и по очереди тыкали друг друга иголками в шею. Кто-то выбежал из-за угла и крикнул что-то про птичек, журавлей и побежал обратно. Застрекотала очередь, и в пыль упало несколько десятков тел, мы увернулись и решили прибавить шагу. Справа, пригибаясь к земле, проскочил кто-то в военной форме и с ножом в руке, ноги были обрызганы кровью, и раздробленная голенная кость неприятно царапала камни. Он обернулся и с серьезным видом оглянул нас с головы до ног, потом сорвал с головы пилотку и кинул в меня, сам покатился боком по склону обратно в толпу. Пилотка пропиталась густой кровью, и я ее выкинул. Зашли на тихую улицу. Здесь изредка раздавалась мольба о пощаде, но ответ многократно повторялся: «Пощады не будет, мы победим». Девятка предложил зайти в первый попавшийся дом и там отдохнуть. Мы зашли, съели что-то со стола и заснули, завернувшись в коврики. Проснулись мы опять в туалете. Моя левая нога горла, а правая торчала из унитаза, девятка стоял на плечах и грел руки об лампочку, я поскользнулся, и мы полетели вниз. Очнулись в каком-то подвале, девятка весь с головы до ног был облит мочой, я же блестел от мыльной пленки. В туалет мы решили больше не ходить. В стенках подвала я различил банки с крупными надписями: «Плавленый ирис». То, что было внутри на ирис похоже не было. Девятка заметил, что под ногами весь пол был усеян гнилыми зубами, сзади послышался детский смешок и звук дрели, мы побежали. Выбежали на улицу и, пробежав немного, выскочили за город. В крайнем домике из окна вылезла седая лысеющая голова и показала обрывок языка, я его узнал. Он кинул в меня сверток, на нем было написано: «Вечный двигатель». Внутри свертка был рисунок полового члена в двойном масштабе. Шли без оглядки, когда устали, решили поспать на земле. Девятка сбегал и собрал сухой травы. Мы сидели тихо и обдумывали происходящее. Когда уже собрались уснуть, послышался знакомый звук падающего тела, в метрах тридцати упала голая девушка лет двадцати. Девятка многозначительно подмигнул и пошел к ней. Всю ночь веселились. Проснулся я раньше всех. Девятка по-детски скулил мне на ухо и дергал ногами, я его оттолкнул. Недалеко лежала новенькая, она была в крови и до сих пор голая. При виде ее кожи я понял, почему не выспался, и почему чувствовалась мучительная пустота в душе. Я разбудил девятку, и мы пошли дальше. Девушку мы так и оставили, она была самоубийцей и все время плакала. Это я еще мог вспомнить. Девятка чему-то одобрительно кивнул головой. Вдалеке впереди виднелись красно-зеленые высотки. Мы двинули к ним. Сухая горячая земля быстро сменилась на мягкий пушистый розовый ковер. Вокруг люди соблазнительно блестели черной кожей. Женщин здесь было полно, в отличие от предыдущих городов. Мужчины все были какие-то уставшие, с мешками под глазами и туманными улыбками. Чем ближе мы с девяткой подходили к центру, тем больше было голых тел, тем меньше голой кожи. Какой-то мальчик, пробегая, вручил мне ключ от квартиры. Мы зашли в ближайший дом, дверь подозрительно быстро поддалась. Мы уселись в глубокие продавленные кресла. Не помню, как там оказался женский пол, но его было много, кто-то мягко опустился на колени. Туман… Я бегу к холодильнику, ноги связаны тонкой серебряной цепочкой. Туман… Читаю газету, чей-то соблазнительный ротик чмокает за ней. Туман... Одеваю мини-юбку, девятка лижет розетку. Туман… на голове трусы, кто-то рядом кричит: «Не туда!», много раз. Туман… Очнулись мы в узенькой комнатке с одним окном. В дверь кто-то ломился. По измятому лицу девятки, по хлысту в его руках и по пульсирующей боли между ног я понял, что надо было бежать. Дверь немного поддавалась. Завернувшись в одеяла, мы прыгнули из окна и побежали по проспекту. После часа бега мы выбежали из города. Я упал в лужу и заснул. Проснувшись, потоптались на месте, и пошли опять за красной звездой, которая уже не мерцала, а нагло горела в глаза. Недалеко впереди виднелась желтая туча, а под ней сотни двухэтажных домиков. Туда мы тоже решили зайти. Из тучи медленно падал сухой мелкий снег и заполнял дорожки, тропинки, ложился на крыши домов. Мы встретили первого человека из этого города, он был жутко бледный, с красными опухшими глазами и дергающимися руками. Он что-то долго кричал мне в ухо, но слов я не разобрал, потом он открыл рот и побежал куда-то, подняв руки. Мы пошли дальше, зашли в город. Сухой снег неприятно падал на плечи и волосы. Публика здесь была многоколоритная, в основном здесь были одеты в белые, красные и черные цвета. Все тихо что-то шептали, улица была похожа на место обряда. Я обратил внимание на одного из прохожих. Он шагал широкими четкими шагами по асфальту, занесенному чем-то белым. Волосы и маленькие усики выражали власть. Глаза источали злость и все ту же власть, он уверенными движениями пробивался сквозь толпу. Пройдя несколько метров, он пригнулся к земле и снюхал порошок с дорожки, потом встал и уверенно пошел вперед, размахивая руками. В толпе послышались восторженные крики, двое человек на тротуаре не закричали. Оба были приземистыми старичками. Один был лысый и с маленькой бородкой, в сером костюмчике. Он все время что-то кричал и показывал вперед Его собеседник, покуривая беленькую сигару, во всем с ним соглашался, держал руку в левом кармане и что-то там крепко держал. Второй говорил твердо из-под своих усов и всем хитро прищуривался. Первый часто что-то розовое забрасывал в рот. На крыше дома сидел кто-то, закутавшись в плащ, и что-то пил, после чего долго внушал проходящим внизу, что он может все. Нас с девяткой подхватила толпа и понесла куда-то далеко, останавливаясь только чтобы закинуть что-то в рот. Забежали в какой-то дом. Через полчаса мы с девяткой, держась за руки, вылезли оттуда, голова трещала, карманы были набиты мелкими розовыми таблетками. Мы попробовали по одной и весело помчались из города, вприпрыжку. Выбежав, повалялись по земле и, улыбаясь, пошли к звезде, которая была похожа на конфетку. В полусне мы пришли в какую-то деревеньку, помню только, что мне там вскрывали вены, жгли пятки, удаляли части тела, что-то долго выковыривали, стреляли в висок. Но вышли мы оттуда с девяткой целыми и невредимыми. Впереди на общем серо-оранжевом фоне выделялся черный силуэт готического замка с яркой красной звездой наверху, похожей на комсомольскую, но перевернутой. Мы пошли к замку, но девятка все время нервничал. Перед самыми воротами он сказал, что дальше не пойдет, я посмотрел ему в глаза и понял, что в предпоследний город мы заходили зря. Девятка убежал, я остался один. Скрипнули ворота и двери замка, я зашел внутрь. Внутри было темно. Красный прожектор освещал мраморное кресло, на кресле сидело нечто с тростью в левой руке. Трость тихонько постукивала: «Ток ток так». Красные как кровь зрачки посмотрели на меня, сердце что-то кольнуло. Среди гробовой тишины разнесся металлический голос: «Ну, раз ты действительно хочешь в рай, так получи». Я оказался где-то в очень холодном месте, когда глаза привыкли к яркому свету, я осмотрелся. Вокруг ничего е было, под ногами – что-то скользкое и белое, наверху – голубое небо. Я пошел, куда глаза глядят, и встретил людей. У всех были грустные лица, а голубые глаза отражали пустоту. Ко мне подошел какой-то старичок и спросил, люблю ли я его. Я, ясное дело, отрекся от такого удовольствия. Старичок, округлив глаза, побежал от меня. И тут подлетел он. Он был похож на шарик из молока с трехсотваттной лампочкой внутри. Шарик облетел меня и сказал детским пискливым голосом: « Иди отсюда грешник, я дам тебе все, что ты захочешь. Я изъявил свое желание вернуться к жизни. Шарик согласился и милым голосом что-то прошептал. Я оказался в тесном лифте без дверей. Со мной здесь было еще человек десять. Они громко обсуждали, кем им быть в новой жизни. Я решил промолчать. Ехали мы вниз очень долго и успели друг с другом перезнакомиться. Люди эти были не плохие, но с особенностью. Меня поразило то, что они полностью бесполые и ни в чем не заинтересованные. Потом мы все друг друга возненавидели и поубивали бы наверно, если бы лифт не остановился. Лифт заполнился фиолетовым светом, мы попадали на пол. Я очнулся в своем старом теле и сразу же проклял бога. Он меня вернул обратно, но тело мое похоронили. Что давило на глаза, я вытащил из-под век две окровавленных монетки и осмотрелся мутным взглядом. Ногами я шевелить не мог, а руками еле доставал до лица. Гроб был деревянный, не обитый тканью, явно дешевый. Я подумал, что мой убийца все-таки расщедрился. Боль в позвоночнике и ребрах начала расти. Я застонал, а потом и заскулил. Воздух кончался. Я судорожно ловлю последние капли жизни, желудок сводит. В последней попытке выжить я укусил себя за руку. Солоноватая кровь обмочила язык и потекла в горло. Мяса было мало и хватило ненадолго. Кровь в голове застучала как часы, отсчитывая мои последние секунды жизни, глаза закрылись. Я снова попал в ад, снова в тот замок. Голос сказал: «Теперь ты знаешь, что такое рай». Я вышел. За воротами меня ждал счастливый девятка с какими-то бумажками и пакетиком. «Добро пожаловать в Ад, с возвращением». Впереди были все остальные из шестисот шестидесяти шести городов Ада. Человек умер, да здравствует новый человек.


Используются технологии uCoz

Дерьмо.

Началось дерьмовое лето сразу после дерьмовеньких экзаменов. Дерьмовые каникулы как никак. Я поехал на дерьмовеньком поезде в страну Дерьма, к дерьмовому морю, чтобы там дерьмово отдохнуть и покрыться дерьмовеньким загаром. Я сразу понял, что отдых будет дерьмо. Поселили нас в дерьмовом доме, на этаже полном дерьма, в комнате с дерьмом вместо туалета и дерьмовыми кроватями. Со мной спал дерьмовый чувак, играющий в дерьмовый волейбол. Потом я пошел купаться в море, покрытом тонким слоем дерьма. Вокруг меня купались люди, пахнущие дерьмом. Полежав под дерьмовым солнцем, я пошел есть дерьмо. Дермо ели все, мне понравилось и я наелся дерьма до отвала. Я видел пару дерьмовских девушек, хотел с ними дерьмовато познакомиться, но передумал. Хотел, было дерьмово влюбиться, но тоже передумал. Дерьмово проходят дерьмовые каникулы. Жизнь – дерьмо. ( Говорят, если заменить дерьмовые слова на нормальные, хорошие, красивые, добрые, то получится оптимистичный рассказ).


Брожение по крышам.

Немножко доброго бреда:
Если идти в толпе, то никто не заметит, что ты один.
Если ты часто ленишься думать, то не думай лениться.
Те, кто, когда думают, делают глупое выражение лица, те не думают, а пытаются уснуть.
Все, что ты желаешь, никогда не выльется в желание другого.
Деревья падают, не потому, что высокие, а потому, что устали.
Лучше думать, что начнешь жить, чем думать, что живешь.
Лучше есть маленькими кусками, если знаешь, что не наешься.
Никогда не покупай других, если они тебя уже купили.
Не думай о сексе, это мешает им заняться.
Не жуй резину, пока не распробовал ее вкус.
Не останавливайся на достигнутом, останавливайся на остановках.
Да здравствуют те, которые еще не заболели.
Вступление, пожалуй, закончено, идея довольно проста, хотел описать человеческие характеры, но получилось бы не очень мрачно, зато безвыходно и пытливо, поэтому пришлось придумывать сюжет. Его долго искать не пришлось, ведь рядом море. Главное – закручивать его или нет, ладно, закручу. Подходило время полдня. Солнце опаляло накрытые темной футболкой плечи, нестерпимо хотелось в тень, в холод. Вокруг ходило много красивых девушек, некоторые привлекали глаз бронзовой кожей с отблеском, некоторые, наоборот, отталкивали красными большими пятнами на нежной коже. Я опять принял наркотик, чтобы не смотреть на них. Решил немного отдохнуть от общества, где-то месяц. По черно-белым переплетающимся узорам плитки медленно и устало катились волны горячего воздуха и убивали невинных муравьев. Жестокие волны несли с моря ракушки в подарок муравьям, те медленной цепочкой тащили себе еще живого моллюска, готовя ему место в своем доме и в своих желудках. Жизнь остановилась. Прохладный ветер трепал оголенные, иссушенные, изъеденные червями листья пальм. Мокрые соленые волосы пытались сопротивляться солнцу, но оно их неумолимо убивало и оголяло кожу, уже красную от страданий. Люди улыбались друг другу беззубыми улыбками, здоровались ссохшимися руками. Червь медленно прогрызал бетон и устремлялся вверх, шестьдесят метров над землей его ждало волосатое ухо, блестящее чуть розовым помертвевшим мясом. Скользкая бритва зубьями доделывала начатую работу и опускалась, ища крови. Ласточки медленно подходили к застекленным глазам. Очки медленно оттягивали полусгнившие уши, а ласточки все ждали будущего угощения. Черный таракан выбежал на середину комнаты, но, увидев ласточек, бросился к соленой просохшей одежде, где и нашел надолго прибежище. Солнце уже подходило к мозоли на пятке. Ключ, как нож, вошел в замок и сделал дырку в стене. Бабушка с усами уронила швабру, ласточка полетела в окно. Мальчик ловко соскользнул со ступенек и побежал к пляжу. Справа медленно прошли две малолетние подружки. Он на них посмотрел вскользь и дошел до пляжа. Кругом мясо, сотни тысяч килограмм, кем-то аккуратно уложенное в целлофан. Он быстро разделся, следя за изобилием и с затуманенным взглядом вошел в воду, зайдя по пояс, отчаянно и с хвастовством нырнул, но ногой задел стекло и споткнулся. Это мальчика не смутило, он уже плыл к своей мечте. Три – великая цифра, и Лена это знала. Воплощение тройки было впечатляющим. Она плыла с отцом к буйку. Мальчик плыл за ней, прозрачная вода разрывала его сердце, он любил нырять. На полпути он понял, что силы на исходе, и пора возвращаться. Прозрачная вода превратилась в серебряный расплав, затекающий в рот. Но мальчик все-таки, хоть и еле-еле, доплыл до берега и пошел вытираться. Вытершись, поспешил к квартире, чтобы утолить жажду. На следующий день порез воспалился, через три загноился, а через восемь мальчик лишился ноги. Кривозубый врач брызгал слюной в ухо и клялся, что это было ужасно. В это время на кровати, вдалеке от туда, мучалась шестнадцатилетняя девочка. Та же история, но не нога. Близкая подруга, вся в слезах, каждый час пила, захлебываясь, джин с тоником, и каждый час убирала гной и что-то пыталась вытащить. Девушку так и запомнила подруга перед смертью, красную, распухшую, с заплывшими глазами. Расплывшиеся глаза намного хуже, подумал пожилой дедушка. Вы ведь знаете, сколько теперь стоят хорошие подводные очки. Наступило очередное утро под крики диких петухов. Группа новоприехавших студентов помчалась к пляжу с надувными матрасами. Маленькая девочка в это время вышла тихо из номера с двумя заветными котлетами и, не будя родителей, пошла кормить собачек. Зашла за дом и положила котлету на асфальт. Плотная свора обступила котлету и съела ее за секунду. Девочка от радости за свою щедроту подняла руки и засмеялась. Тринадцать голодных желтых глаз взглянуло на нее. Запах первой крови разбудил волчью злость, хвосты строго опустились вниз. Милые собачки, удачный возраст. Прошло шесть часов, обед. Люди устало потянулись к пище и раздобренными глазами гладили друг друга. Кривой смех свалил мух на потолок. В столовой было шумно, кроме одной комнаты. В ней, угловой комнате, опытный Семен Николаевич освежевывал Анисима Евгеньевича. Старые псы нынче не в цене. Жестковато мясо, подумала с шестого стола. Новенькая разбила тарелку. Кошки не боятся собак, запах жертвы не перебить. Тихий час. Чересчур даже пухлое тело упало на лежак. Лысая макушка отражает солнце. Два часа хватило, чтобы не разбудить. Кто-то сегодня не вернет лежак. Ужин. Развлечения. Дискотека началась опять вяло, но быстро разогрелась. Сложно носить новое каждый день из двадцати одного. Но у некоторых получается. Встретить мечту довольно легко, но не без помощи жестяных банок. Он тихо шепчет слова как мед на ухо, о любви, конечно. Скучно, ново ли это. Темный пляж и лежаки приютили тех, кто побыстрее. Слова здесь редкость, как они дешевы и ненужны здесь. Фонари уже выключили. Компании идут домой. Она кого-то ждала и отстала. Он шел навстречу, в глазах маячил белый костюм. Он наклонился, поднял трубу, довольно увесиста. Ну и где важнее эффект неожиданности? Звук – как в мультиках. Главное оттащить за ограду, охрана празднует день рождение Славы. Слава пошел прохладиться. Даже показалось, как зашептала вода, но прохлада уже окутала Славу. Немного, и справа мелькнул буек. Не смогу? Скажет мне тоже, этот друг. Слава – пловец. Загудела голова, и левая нога безвольно заболталась. Вокруг темнота, только маяк ее назойливо прогрызает. На песочке Слава отдохнул через два дня. Слава Славе. Чайки – красивые птицы, у них сердитый взгляд. Детишки полюбовались на них и пошли играть в прятки. Пока Коля водил, все разбежались, куда смогли. Один придумал идеальное место и залез в бочку, наполовину полную чем-то сильно и резко пахнущим. Но через две минуты Коля с силой пнул бочку ногой, и мальчик оттуда вылез, уже весь мокрый. Его кто-то сдал. Близкий друг Коли предложил новую игру – поджигать книги. Сожгли две, потом все тот же мальчик попробовал сам. Зря он носил длинные рукава. Он запылал сам как зажигалка. Он немного побегал, потом упал. Дети смотрели с ужасом. Потом Коля догадался затушить мальчика и ногой столкнул его в речку с отходами. Мальчик очень долго не всплывал. Новые девять вагонов ехало в дом отдыха. Родители посадил детей в отдельное купе, чтобы достаточно повеселиться. Один из детей провалился в туалет и остался без ног, проводница спасла его.


Армия – С.

С самого начала Армию – С не считали большой помехой для демократии. Она сильно сливалась с террористами, поэтому никто не интересовался, почему лишняя тысяча человек группой ходит и борется с войсками каждой страны на своем пути. Так было до рокового момента. Крант Зубоскаловский наконец-то нашел своих людей между инженерами, и те помогли выполнить план. Армия – С проникла на военную базу Сант-Льюис в США и там захватила управление спутником Вако-13. Через час после этого инженеры сделали свое дело, и Вако-13 заставил все спутники передавать картинку с Крантом. Речь была довольно короткая, чтобы не успели отключить телевизоры, и убедительная. Потом запустили Реквием с адресом встречи в двадцать пятом кадре, и Вако-13 взорвался. Армия – С убежала с базы незамеченная. Многие из Армии не верили, даже сам Крант сомневался, но дело пошло. Молодняк с 16 до 25 лет приходил на место встречи и с удовольствием вступал в Армию. Костяк медленно обрастал мясом. Здесь были все – студенты, врачи, технари, военные, мясники и учителя. Они получали форму и расходились по домам, ожидая сигнала по радио. Лишь военные новобранцы работали. Они таскали для Армии оружие и ту же форму. Ее закрашивали черной краской и превращали в форму Армии – С. Оружие брали любое, но Крант уже обещал, что наши инженеры что-нибудь сделают для нас. И они делали. Крант выбирал точки опоры Армии, а Армия в это время сидела по домам. Только костяк не отдыхал. Тысячи людей разлетелись по свету и воспитывали в каждом крупном городе ряды Армии. Настал долгий год выжидания. Я вступил в Армию как раз в этот год. Вошел я туда через друзей. Меня ввели в двухэтажное темное здание. На втором этаже стояли только стулья с телевизорами. Меня посадили перед одним из телевизоров. Показывали множество кадров с насилием и всякими извращениями разного рода. Это я уже много раз видел. Потом спустили на первый этаж и там долго резали руку и допрашивали. В конце концов, через часов пятнадцать вручили черный пакет с черной шинелью и книжечку с уставом. На шинели был номер: 1 789 696. Вернулся домой. Родители долго ругали, но потом отстали и отпустили спать. Уснул без снов. Проснулся я поздно ночью. Решил прочитать устав. Текста было много, но основной смысл я понял. В Армии – С не было чинов и званий, у каждого был только опыт. В Армии – С были только воины, и занимались только тем, что им нравилось, но только в ущерб миру и без ущерба Армии. Ни у кого не должно быть жалости, слабостей, лени и т.д. Все понимали, что Армия – С – это армия Сатаны, и состоит из сплошных сатанистов, поэтому цель Армии тоже была ясна – конец Света. Крант сидел в подвале и подсчитывал количество новобранцев. Когда набралось два миллиона, он решился выступать. Вылез он из подвала двадцатого января и поплелся в штаб. Через неделю он был уже в Париже. В плане было с Эйфелевой башни рассылать радиосообщение. Двадцать шесть человек его сопровождало. Пробились сквозь охрану. Крант пошел к радиоустановке. Стальная пуля выгнула его шею, что-то булькнуло. Директора радиоцентра расстреляли из шести автоматов. Крант нажал кнопку, и глухой потухающий голос сказал слово из восьми букв. Шестьсот тысяч человек встало и тихо выключило радио. Черные шинели зашуршали и наполнились жизнью. Черный поток пошел через переулки к условленному месту. Я спал, позвонил сосед и все сказал. Быстро одевшись, я выскользнул из дому и с соседом пошел в парк. По дорогам сновали тяжелые грузовики. Доехали на трамвае. В парке стояло около тысячи людей. Грузовики стояли здесь же. Мы встали в очередь за оружием. Выдали плотный тяжелый рюкзак. В рюкзаке были два УЗИ с большими глушителями, много патронов к ним, нож с рукояткой из красного дерева, восемь маленьких кубических гранат, серебристый револьвер, баночка с чем-то зеленым и изобретение инженеров. Это были двадцать один кубик из железа, похожие на кубики сахара. Они при температуре приблизительно в 36,6 градусов на восемнадцать сантиметров во все стороны. Один, наверно, был мне. Мы сели в грузовики и поехали на операцию. Мы должны были уничтожить военную часть в пригороде. Готовые вылезли из грузовиков. Бетонную ограду разбили гранатами и перестреляли охранников. Военные ещё спали, но под сирену раздавались первые шаги ног в неуклюжей обуви. С десяток наших ворвалось в казармы. Очереди из УЗИ скоро пробежались по кроватям и лицам. Патронов не жалели. Через минуту вышли. Зашел кто-то с канистрой. Грузовики были уже полные. Я пошел поискать оружия и патронов. Попался склад одежды. Взял себе перчатки из кожи и массивную обувь с железом. В оружейном складе шла возня. Кто-то набирал тротила, кто-то искал дробовик. Я подобрал себе снайперскую с цифровым прицелом. Начали отъезжать. Выводили тяжелую технику. Взрыв озарил землю раньше рассвета. Двинулись ко второй части. Здесь уже было сопротивление. Бреши в ограде заставляли танками. Мы потеряли уже двенадцать человек. С пятью я полез на водокачку, и мы сняли около тридцати, пока я не рассмотрел гранатомет в нашу сторону. Пришлось падать на землю. Взяли наступом. Семь джипов с пулеметами заскочили на танки и заехали внутрь территории. Сами танки добили гранатами в дуло. В части набрали ещё припасов, пленным давали кубики. Взял себе консервов, бинокль, да шприцов. На нас выпустили регулярные войска, и мы готовились к бою. Соединились с такой же группой как мы. Ждали врага в поле. Кто-то попросил пятьдесят человек. Выбрали меня и вручили косу. Мне и еще нескольким ребятам предстоял эксклюзив. Я сидел в яме с косой и ждал шума. Потихоньку натачивал косу ножом. Послышался шорох мнущейся пшеницы. Я выпрыгнул из ямы. Тени виднелись слева. Я помчался туда. Договорились косить по пояс. Красная пшеница ласкала кожу. Косили много и часто. На двадцать седьмом я измотался и упал. Кажется, первую волну атаки мы остановили. На следующий день вернулся в лагерь. На косы смотрели с уважением. Между друг другом договорились за каждого убитого рисовать звезды на шинели красным. У меня было тридцать шесть. Не смотря на ночное геройство, нас умудрились окружить, и пришлось держать оборону. Это было долго и нудно. Пора было прорываться. Ночью играли в рулетку на жизнь. К рассвету проиграли восемь. Повели на фронт. Они проглотили что-то зеленое из своих баночек и пошли к врагу с ручными пулеметами. Каждому хватило примерно по 42 пули, но цепь врага они не только прорвали, но и откинули километров на пять. Мы помчались в прорыв и вырвались. Из трупов опознали только моего соседа. Он умер с правой ногой в левой руке и дырой в груди размером с канализационный люк. Васильев сообщил, что, по его мнению, первый удар удался. Надо переходить на вторую стадию. Поехали пятнадцать человек, я с ними. Заехали в город. Здесь ограбили магазин мотоциклов на пятнадцать Харлеев столько же темных очков. Рванули в штаб. Выдали что-то длинное и тяжелое да карту с крестиком. Через сорок пять минут были там. Впереди была АЭС, она же - цель. Распаковали гранатомет, прочитали инструкцию. Начинкой гранатомета была маленькая ядерная боеголовка. Воронка будет метров с десять в диаметре, но в километре от взрыва лучше не находиться, тем более ближе. Тем более сама АЭС. Стреляли за два километра, мотоциклы поставили задом к взрыву. Дымок взвился над полем, болид помчался к реактору. Маленький грибок взлетел к небу, потом появился новый, в двенадцать раз больше. Ехали мы на пределе, решили не сворачивать, поэтому ехали перелеском. Волна веселых взрывов прошла по планете мирного атома, такие же веселые облака летают по небу. Это стало первым серьезным ударом по миру. Третья стадия обещала стать увлекательной. Нашей целью стали военные объекты. Этим мы и занялись. Группа вышла из подъезда поздним вечером. Пустили нас спокойно, наших людей вокруг было много. На автобусе мы доехали до большого красивого самолета. За две минуты мы убедили летчиков, что надо взлетать. Теперь у Армии-С есть самолеты, это уже что-то, но вскоре появились еще и танки. Мы пошли просвещать народ. В каждом городе все равно много церквей. Розовый дым летел к луне, романтика на высоте. Две деревни мы за час соединили дорогой, огороженной горящими крестами со священниками и монахами. Давно знал, что телеграфные столбы похожи на кресты. Ночью пили спирт, утром отправились по домам. По телевизору крутят увлекательнейшие передачи, то как самолеты залетают бомбить церкви и храмы, то танки заезжают в соборы, давят христиан, буддистов, исламистов, евреев. Дневные патрули следят за моралью, ночные насилуют население. Вечером показывали двух часовой фильм. В главной роли Васильев. Начало. Римский Папа что-то читает сиплым голосом, сзади него хор поет псалмы. Небольшой гул, звук затвора. Хор по одному ложится на мраморный пол. Кто-то бежит, визг, кровь на ступеньках. Васильев в черном фраке идет по красному ковру, здоровается, кланяется. Папа упорно читает что-то, по-гусиному выкрутив шею в соцветие микрофонов. Васильев бросает ружье, идет к помощнику. Стальная рукоятка появляется в его руках. Тупой конец царапает пол, Васильев становится над Папой, заносит топор. Вот так побеждает зло, лезвие-бритва. Голова катится по библии, эхо замолкает в сводах. Кровь капает с топора, конец фильма. Документальный. Крик протеста прокатился по миру, конечно, больше чем волна оправдания. Итог: четыре миллиона против десяти миллиардов. Маленькие страны за нами пошли, но крупные – ни в какую. Отдельный случай был с Китаем. Китай почти согласился пойти на нашу сторону, но когда понял, что мы делаем даже не анархию, а тем более не равенство, что мы делаем апокалипсис, сразу отказался. Так против нас восстала половина человечества. Но дело свершается. Сотни шпионов и разведчиков прорываются к атомным ракетам по всему миру. Некоторые центры просто захватывались тысячей костяка и занимались позже Армией – С. Переговоры как-то не шли. Я убил из револьвера уже шестерых президентов по просьбе Васильева, нас стали немного бояться. К Армии – С приносили повестки в международный, межнациональный и прочие суды. Один раз смертники сходили с тротилом в международный суд, который после перестал существовать, и повесток к нам больше не приходило. Наверное, кончились посыльные, мы им медленно вталкивали переносицы в мозг. Мир объявил нам войну, а мы им. Но, в принципе, нам нужен был только Китай, в котором мы еще не захватили ракеты. Мы долго пробивали границу, потом же Армия - С легко растеклась по территории. Я со спецотрядом уничтожал главарей сопротивления. Мы были во фраках (их выдавали, когда на шинелях не оставалось места), четырнадцать человек. Белый дом в Вашингтоне был под особой охраной. Три танка и два самолета сравняли его с землей вместе с охраной. Я с восьмью людьми поймал президента, убегающего на вертолете. Мы свозили его за язык на вертолете до отметки в семьсот метров, дальше президент не дотянул. Королеву Англии мы утопили в биотуалете, канцлера Германии закопали возле остатков Берлинской Стены, нового Папу Римского заставили сесть на кол и сожгли, китайского лидера просто заморозили в холодильнике и т.д. От мира остались только толпы безумцев, да Армия – С. Но и в самой Армии пошел разброд: зачем уничтожать мир, если он теперь у них под ногами. Лишь основная тысяча тихо и молча ставила ракеты в жерла. Васильев позвал меня в Байконур. Я приехал, удар по голове битой. Очнулся я в тесной светлой трубе. Васильев сидел и улыбался, за стеклом в окне виднелись звезды, я начал волноваться. Он меня обрадовал. У нас в грузовом отсеке три тонны наркотиков, пять тонн еды, столько же еды и две молодые девушки. Мы летим на Андромеду, а может просто к центру вселенной. Ученый обеспечили нас на шестьсот лет всем, чем хочешь. Пора в путь. Темно-синий, как будто обугленный шарик сзади корабля совсем не блестел на солнце.


Используются технологии uCoz